В какой момент и каким образом оценивать результат вмешательства?
Пластическую хирургию часто называют наружной или поверхностной хирургией, потому что она проводится на поверхности и не задевает внутренние жизненно важные органы. Анамнез у таких процедур редко бывает длинным. Тем не менее, для оценки результата после некоторых вмешательств необходимо время, при этом, это абсолютно не значит, что разница будет значительной, просто так правильно.
Очень много пациентов пострадало от излишнего перфекционизма, не желая ждать и прибегнув к повторной пластике слишком рано.
Правило номер один – ожидать полного восстановления. Не вам оценивать есть там отёк или нет, есть установленное хирургом время, которое необходимо выждать и точка. Исключения – это резкое отторжение вживляемого материала, которое требует неотложного вмешательства. Но тут мы говорим не об осложнениях, а именно об оценке результата.
Необходимо разделять:
- Осложнения, патологические состояния
- Внешние дефекты
Среди внешних дефектов различают:
- Явную асимметрию
- Келоидные шрамы
- Капсулярную контрактуру
- Разрыв и смещение имплантируемого материала
- Деформацию, вытекающую из оперативного вмешательства
Задача анестезиолога – находить решения в нестандартных ситуациях
– Зависит ли этот процент от выбора лекарств?
– Это зависит не от лекарства, а от адекватности его выбора и подбора дозировки в конкретной ситуации. Одним и тем же набором препаратов можно провести анестезию хорошо или плохо.
Набор препаратов у анестезиологов примерно одинаковый. Список хорошо известен, бери и работай. Хорошо известны расчетные дозы – минимальная, максимальная. Врачу надо понять, сколько требуется конкретному пациенту, почему одному надо 7 миллиграмм, а другому 12? Что делает анестезиолог? Он подбирает, какую дозу конкретно каждому пациенту надо ввести. Это определяется по сумме факторов, которые анализирует врач.
– Многие пациенты говорят, что анестезия была плохой из-за плохих препаратов…
– Я ни разу не видел откровенно плохих препаратов для общей анестезии у нас на отечественном рынке. Этот миф существует из-за тех малоответственных людей, которые таким образом пытаются вымогать деньги, говоря: “Мы можем вам провести хорошую анестезию импортными препаратами, а можем обычную (произносится многозначительно) – отечественными”. Во-первых, наших отечественных препаратов пока достаточно мало, если честно. Мы все работаем либо дженериками, либо импортными препаратами, и они примерно все одинаковые.
На самом деле все зависит от образования, квалификации, качества работы анестезиолога, от того, как он соображает, как понимает патологию, с которой работает, а не от того, где конкретно выпущен препарат. Какой используется препарат – вопрос второй.
Сохранение авторитета
Если хирург предупредит пациента о возможных неприятных последствиях, это может вызвать у него беспокойство и сомнения. Пациент может начать искать другое мнение или даже отказаться от операции. Хирурги стремятся избежать таких ситуаций, чтобы сохранить доверие и авторитет в глазах пациентов.
Кроме того, хирурги могут опасаться, что обсуждение неприятных последствий операции может вызвать панику у пациентов. Паника может привести к увеличению стресса и негативно сказаться на исходе операции. Хирурги стараются избегать ненужных тревог и стресса у пациентов, чтобы обеспечить наиболее успешный результат.
Однако, недостаток информации о возможных неприятных последствиях операции может привести к недовольству пациентов в дальнейшем. Пациенты могут считать, что им не предоставили полную информацию и что хирург скрыл от них некоторые факты. Это может повлиять на отношение пациента к хирургу и создать преграды для дальнейшего сотрудничества.
Таким образом, сохранение авторитета является важным фактором, который мотивирует хирургов не обсуждать с пациентами неприятные последствия операций. Однако, внимательное и честное обсуждение потенциальных рисков может помочь создать доверие и улучшить понимание между хирургом и пациентом.
Нет ни одного пациента, перед которым я был бы виноват
– А вы пациентов забываете?
– Да. Ячейки памяти просто переполняются. Сначала ты помнишь каждого. Когда число пациентов переваливает за тысячи, а стаж за десять лет, начинаешь путаться… Через наше отделение в год проходит около трех тысяч пациентов, запомнить всех нереально.
– А есть какие-то пациенты, которые не отпускают?
– Если они не отпускают, значит, внутри есть либо чувство вины по этому поводу, либо не пережито сожаление утраты. И если вы умираете с каждым больным, очень быстро, извините, закончитесь.
Да, у меня несомненно есть сожаления, что где-то мы могли сделать лучше, но нет ни одного пациента, про которого бы я сказал, что в чем-то виноват перед ним. Я мог сожалеть, что что-то пошло не так. Например, в этом году мой хороший знакомый (тоже врач) привел в наш Центр своего друга, который погиб в операционной.
Семья хорошая, очень славные люди. И вдруг… Нашей вины в этом никакой не было, хирургической тоже. Как говорила одна моя знакомая, так сложились обстоятельства. Это реальное объяснение этой фатальной ситуации. Больной погиб.
– Невозможно представить, как вы потом другу в глаза смотрели…
– С трудом… А как? Это наша жизнь. Я ему рассказал все как было. А что вы можете в этой ситуации сказать? Понимаете, как только вы берете в руку иглу и подходите к человеку, вы должны четко осознавать, что могут быть осложнения. У нас иглы 10 см длиной. Представляете, как далеко ее можно воткнуть? Когда вы эту иголку берете и колете ей человека, то должны понимать, сможете ли вы пережить этот стресс или это совсем не ваше. Ответственность… Весь внутренний конфликт в этом.
И не каждому дано переживать такой стресс и не каждому надо. Есть же несчастные люди, которые эффективно работают в нашей специальности, но для них эта работа очень травматична. Анестезиолог – это определенный тип характера.
Решаться на пластику или нет?
Ответить на этот вопрос можете только вы сами. Если это не медицинское показание, а лишь инструмент для преображения себя, вам самостоятельно стоит определить, готовы ли вы эмоционально и физически пойти на операцию. Запишитесь на консультацию к хирургу и проконсультируйтесь со своим лечащим врачом. Предварительно можете изучить дополнительную информацию на официальных медицинских сайтах.
Сделать пластическую операцию в Красноярске можно в клинике пластической хирургии effi. Мы заботимся о здоровье наших пациентов во время и после операции, поэтому тщательно отслеживаем все изменения в вашем организме и берем на операцию, только тех, кто готов и морально и физически.
В операционной, как на подводной лодке, не должно быть конфликта
– Какой это тип? Жесткий?
– Отчасти. Дело в том, что в анестезиологии требуется мужской тип мышления. Это способность к многозадачности, возможность быстро принимать ответственные решения в критических ситуациях, умение переубедить других людей и не истерить.
Но очень много женщин отлично работают в нашей специальности, потому что имеют нужные черты характера. У меня жена такая, она тоже анестезиолог. Кстати, наше отделение всегда славилось очень привлекательными сотрудницами. Внешность бывает обманчива (улыбается).
Например, вчера девушка-анестезиолог сняла больного со стола. Представляете, хирурги настроились оперировать, а она отменила операцию. Это очень ответственное решение. Хирурги недовольно ворчали, но она была непреклонна. И ведь за слова отвечать приходится.
После операции не остается шрамов и рубцов
Пластическая хирургия предполагает проникновение под защитный слой кожного покрова. Невозможно осуществить этот процесс, не повредив целостность кожи. Такие процедуры, как ринопластика, традиционно проводятся с разрезами внутри носовой полости. Следов после таких операций пациент не замечает визуально. Липосакция и удаление лишней кожи на теле не могут не оставить шрамов. Но квалифицированный пластический хирург может провести операцию виртуозно, оставив едва заметные следы вмешательства
Также важно соблюдение рекомендаций по уходу. Маммопластика проводится максимально аккуратно, шрам по ореоле соска незаметен после заживления
Пластическая хирургия призвана делать людей красивее, поэтому все рубцы и шрамы остаются на максимально незаметных местах.
Отец считал меня лоботрясом – теперь я с ним согласен
– Как вас воспитывали?
– Как равного. Мой отец всегда старался объяснить, почему что-то должно быть так, а не иначе. Позже, общаясь с собственными детьми и много лет работая преподавателем, я понял: назидать вообще бессмысленно. Я тоже стараюсь объяснить свою позицию, дать ориентир.
– Спорили с отцом?
– Ругались. Он считал, что я лоботряс и недостаточно внимания уделяю английскому языку. Теперь я с ним согласен абсолютно. Ну, и еще были у него претензии… Но тогда я действительно был таким – отец умер, когда мне было всего 18 лет. Кстати, он категорически не хотел, чтобы я занимался анестезиологией-реаниматологией…
– Он успевал с вами общаться? Медицина, КВН…
– Как я сейчас понимаю, при всей его загруженности он уделял мне максимум внимания, которое только было возможно. Мы часто ездили с ним куда-то, любили совместные путешествия на машине. Частенько бывал у него на работе.
Когда мой старший сын определялся с выбором специальности я тоже приводил его к себе в отделение. Мы своей профессией влияем на выбор своих детей, например отец явно индуцировал мой выбор врачебной специальности. Однако, мой сын поступил на стоматологический факультет.
Вообще медицина – это погибель для человека, который попал сюда случайно.
Она приведет либо к беде для этого человека – при эффективной работе он будет глубоко душевно травмирован, либо к некачественной помощи для пациента.
– Отец – пример для вас?
– Отчасти. Он пример человека, который всегда выделял разумное зерно в конфликтах. Он мог посмотреть на ситуацию без истерики, со стороны. Умел видеть в человеке лучшее и старался обращаться именно к этой положительной стороне. В этом я стараюсь следовать отцу.
– А юмор вам помогает в работе?
– Конечно. У нас очень молодое отделение, ребята веселые. У нас есть свой чат, который полон всяких шуток. Кто-то нашел смешной ролик, скинул и все его обсуждают. Есть же понятие – медицинский юмор. Или кто-то сказал что-то смешное в операционной, наоборот забавно поругался. Это глупости, хохмы, которые есть в любой профессиональной корпорации. Если юмора нет, то тоска смертная.
Сейчас вообще анекдоты мало кто рассказывает. Юмор стал немного другим, более ситуационным – мемы, картинки, казусы…
– У вас есть любимая шутка про анестезиологов?
– Я их не коллекционирую. Вы знаете, они все в основном какие-то дурацкие. Или они в обидном свете выставляют наших коллег, а я этого не люблю. Мне нравится высказывание: “Анестезиология – это спецназ от терапии”.
– Какая сильная фраза… Она точная?
– Абсолютно. Больной с ишемической болезнью лечится таблетками, а потом ему рекомендуют сделать операцию на сердце. И мы берем этого тяжелого пациента, которому уже не может помочь терапевт, в операционную и проводим ему общую анестезию. Мы всей нашей хирургической командой стараемся сделать так, чтобы он ушел домой счастливым и здоровым.
Отношения можно построить со всеми
В нашем обществе поддерживается идея о том, что построить хорошие отношения можно с абсолютно любым человеком. Увидел, подошел и построил. Главное — хорошо постараться. Люди, веря в это, начинают вкладывать свои силы туда, где нет никакого отклика. Они остаются с теми, с кем их ценности кардинально расходятся, с кем постоянно приходится преодолевать трудности. Вместо того, чтобы признаться себе, что это не их человек, они делают вывод, что проблема в них, и именно они должны исправить свои недостатки. А потом этот процесс называют любовью.
Когда человек мечтает о чьей-то любви, то ему сложно признаться самому себе в том, что ему самому не нравится, как к нему относятся. Это связано с тем, что человеку придется сказать себе: «Я добиваюсь твоей любви, хотя ты ко мне очень плохо относишься». Эти слова звучат как абсурд и хорошо отрезвляют, но произнести их очень страшно.
Статья по теме
Втюрилась по уши. На что способна влюбленная женщина?
Если мы взялись, то больной должен выжить
– Боюсь вас спросить, сколько смертей вы уже видели за годы своей работы…
– Я не считал. Они были, но в нашем центре небольшая летальность, несмотря на то, что мы берем очень тяжелых пациентов, нередко тех, кому отказали в других клиниках. Если мы взялись, то больной должен выжить, по крайней мере, мы должны иметь хорошие шансы, что он выживет.
– Но как жить, если это все-таки происходит?
– А как живут люди, работающие в хосписе? Понимаете, мы же инструмент…
– Вы инструмент?
– Мы не можем определить судьбу человека. Мы стараемся делать то, что от нас зависит, а все остальное в руках Божьих. Есть вещи труднообъяснимые. Начали делать операцию по поводу аневризмы аорты – аорта лопнула, больной погиб. Да, всем неприятно. Начинаешь анализировать, все ли ты сделал, решил ли все задачи, которые стояли перед собой, обсуждаешь с коллегами. Мы стараемся делать конструктивные выводы. Мой поход такой: жизнь продолжается, давайте поймем, как сделать, чтобы этого больше не повторилось, если это возможно.
– Что вы вообще думаете о смерти?
– Наверное, как и любого человека, меня она страшит. У меня есть некоторое понимание предопределенности, которая нам дана, но на которую мы можем в каких-то пределах влиять.
Я не могу сказать, что моя работа повлияла на мое отношение к смерти, но она повлияла на понимание структуры человеческих страхов и чувства эмпатии, которое помогает общаться с персоналом и понимать, чем дышит пациент.
– А как вы себя поддерживаете после стресса?
– Вы мне задаете вопросы, на которые я бы сам удовольствием услышал ответ. Например, каким образом люди находят в себе силы, работая в хосписе, особенно в детском?
Мне проще. Мои пациенты – взрослые люди, большинство из них имеют хорошие шансы на дальнейшую жизнь. Просто стараешься переключаться на что-то позитивное. Семья, дети, близкие – это то, что радует. Люблю путешествовать, горные лыжи.
Но у меня нет какого-то конкретного хобби помимо работы, потому что для этого не хватает внутренней энергии. Как говорил один мой родственник, тоже врач, мало серотонина в жизни. Надо его коллекционировать.
Какие риски на самом деле есть при пластической операции?
Пластическая хирургия, как и любая операция — это всегда стресс для организма. Хирург обязан честно рассказать обо всех возможных осложнениях хирургического вмешательства.
- Тромбоэмболия. При тромбоэмболии в крупных венах ног или таза образуются тромбы. Когда эти сгустки крови отрываются и движутся к легким, происходит закупорка легочных артерий.
- Повреждение нервных окончаний. Частое явление после хирургического вмешательства – онемение. Чувствительность возвращается через 6-12 месяцев после операции. Но в некоторых случаях нервные окончания остаются поврежденными навсегда.
- Инфекция и травмы внутренних органов. Во время операции возможна перфорация (прокол) внутренних органов, что может привести к инфекции, сбою в работе поврежденной системы или сердечному приступу.
- Гематомы и серомы. Это скопление крови под кожей, в результате которого образуются болезненные синяки. При сероме из-за разрыва мелких сосудов под кожей скапливается тканевая жидкость, появляется опухоль или нарыв. Серомы необходимо дренировать, то есть осушать, так как жидкое содержимое может содержать инфекцию.
В 1992-м через нас проходила волна пострадавших во время бандитского передела
– Когда вы поняли, что эта специальность ваша?
– Так сложились обстоятельства, в медицину я попал относительно случайно. Дело в том, что я врач в четвертом поколении. Мой прадед был земским врачом. Бабушка работала врачом в лабораторной службе. Дед – военный врач, был организатором здравоохранения. Во время войны руководил госпиталем. Имел несколько орденов и медалей, был контужен. В послевоенное время заведовал военной кафедрой в третьем Меде. Кстати, первый орден получил за то, что эвакуировал госпиталь при отступлении фронта на коровах – не было транспорта.
Мать, врач-изосеролог – специалист по группам крови, она больше 50 лет работает на Московской станции переливания крови. А отец был известным реаниматологом.
– Аксельрод Альберт Юльевич? (основатель первого в СССР Центра выездной реанимации, первый ведущий и автор КВН – Правмир)
– Да, это мой отец. Выбор медицины, как профессии был, я бы сказал, мало осмысленным. Все врачи – и я в медицинский. Шел, наверное, по течению, что не очень лестно звучит для меня. Но это факт, в тот момент я был достаточно инфантилен.
До поступления в мединститут три года учился в медицинском училище. Думаю, что отец, видя мою слабую осознанность в выборе профессии, хотел дать мне возможность покрутиться в медицинских кругах. Понять, мое – не мое… Когда отец умер, и мы попали в стандартную ситуацию нехватки денег, медсестринская специальность мне очень пригодилась – я смог работать медбратом.
– А почему анестезиология?
– Все было достаточно случайно и в выборе медицинской специальности. У меня руки нормальные, но я не хирург, потому что хирург должен быть одержим идеей хирургии.
– Прямо одержим?
– Да. Если он хочет быть первым. Если люди идут в хирургию, они должны быть готовы жить в операционной. Поэтому все люди, занимающие лидирующие позиции в современной хирургии, готовы оперировать 24 часа в сутки. Если человек не до такой степени в это погружен и мотивирован, ему в эту специальность идти не надо. У нас был парень, который простоял 27 часов в операционной безостановочно! Пробиваются только те, кто живет этим.
Хирургия – не мое, поэтому она отпала сразу. Терапия была не интересна, потому что мне казалось, что все слишком медленно развивается. Мне было скучно.
Потом я стал работать в институте скорой помощи. И вольно-невольно начал втягиваться в специальность.
– А что вам дала работа в институте скорой помощи?
Я пришел туда работать в 1992-м году. Через нас проходила волна пострадавших во время бандитского передела со всеми вытекающими ножевыми и огнестрельными ранениями. В то время это была реальная линия фронта, настоящий военно-полевой госпиталь. Нагрузка на сестер в реанимации была колоссальная.
Ночное дежурство, в принципе, по сути своей противоестественно – нечеловеческое существование. Поэтому мы делили поровну ночи, по-другому выжить было невозможно. Моя часть ночи была с полуночи. Я отпускал всю бригаду и один до четырех часов утра работал с больными, а потом шел на несколько часов спать. Ребята вставали и готовили смену к сдаче. А после работы приходилось ехать на учебу…
– Ничего себе…
– Это была работа, которая проверяла человека на цельность: сопьешься или нет, сохранишь способность по-человечески относиться к больным или нет. Она пыталась перемолоть тебя, сложно было оставаться человеком.
И я не хотел бы, чтобы мои дети через такое прошли. Но она дала мне неповторимый клинический опыт работы в экстремальных ситуациях, работы в команде. Кстати, мы начинали работать в одной реанимации вместе с нынешним директором “Склифа” Сергеем Сергеевичем Петриковым. Это была наша первая школа. И она мне дала ту клиническую базу, которая для меня была очень важна.
– Как вы тогда справились?
– Наверное, мне повезло справиться, как и многим моим коллегам. Старался видеть в этой работе школу, которую должен пройти. Может быть сложную задачку, выстоять и сохраниться. Многие врачи в таких нечеловеческих условиях начинали ожесточаться…
– Это от вас зависит?
– Да, конечно. Я когда-то давно был частнопрактикующим наркологом (наркология – моя вторая специальность), и мне один приятель сказал: “Зачем ты этим занимаешься? Эта работа разрушает!!!”. Говорю: “Саш, нужно видеть человека, сочувствовать ему, понимать, что у него есть перспектива, что мы можем ему помочь подняться. Тогда это не приводит к выгоранию”. Всегда надо видеть в пациенте личность.
Помните пьесу Шварца “Дракон”? Там есть фраза: “Я не виноват, меня учили!” “Всех учили. Но зачем же ты оказался первым учеником?”. Это же из этой области. Мы действуем в пределах нашего воспитания и того, что нам досталось в наследство от папы с мамой.
Защита от исков
Однако, в случае непредвиденных осложнений или непрогнозируемых результатов операции, пациент может обратиться с иском против врача или медицинского учреждения. В этом случае, хирург может столкнуться с серьезными юридическими последствиями, вплоть до потери лицензии и прекращения деятельности.
Чтобы избежать исков, многие хирурги предпочитают умалчивать о возможных рисках и последствиях операции, особенно если они являются редкими или маловероятными. Они полагаются на свой профессионализм и опыт, надеясь, что операция пройдет успешно и пациент не столкнется с неприятными последствиями. Более того, хирурги считают, что знание о возможных осложнениях может вызвать у пациента страх и тревогу, что может негативно сказаться на успешности операции и психологическом состоянии пациента.
Следует отметить, что существуют законы и правила, регулирующие информированное согласие пациента. Хирурги обязаны предоставлять пациентам всю необходимую информацию о возможных рисках и последствиях операций. В случае нарушения этих правил, врач может быть привлечен к ответственности и наказан юридическими мерами.
Преимущества необсуждения неприятных последствий операций:Недостатки необсуждения неприятных последствий операций:
| — Защита от исков | — Потеря доверия со стороны пациентов |
| — Пациенты могут не знать о возможных рисках и последствиях | — Недовольство пациентов |
| — Уменьшение страха и тревоги пациентов | — Негативный имидж медицинского учреждения |
Медицинские ограничения и противопоказания
Одним из главных медицинских ограничений является наличие хронических заболеваний, таких как сердечно-сосудистые патологии, сахарный диабет, хронические заболевания почек или печени. Эти состояния могут существенно повлиять на течение операции и требуют особого внимания со стороны врачей.
Также операция может быть противопоказана при наличии острых инфекционных заболеваний, таких как грипп или вирусное заболевание. В таких случаях необходимо сначала вылечить основное заболевание, а затем решить вопрос о возможности проведения операции.
Еще одним медицинским ограничением является беременность. В некоторых случаях операция может быть нежелательна или даже опасна для плода, поэтому врачи обязательно уточняют наличие или отсутствие беременности у пациентки перед назначением операции.
Врачи также обращают внимание на возраст пациента. В некоторых случаях операция может быть противопоказана у детей или пожилых людей, в связи с возможными осложнениями или низкой степенью толерантности к анестезии
Кроме того, основными противопоказаниями к проведению операции являются аллергические реакции на лекарственные препараты или анестезию, а также наличие онкологических заболеваний. Врачи стремятся избегать возможности проведения операции в таких случаях из-за высокого риска для пациента.
Какие основные причины отказа в операции могут быть?
Основные причины отказа в операции могут быть разные, включая неправильную подготовку пациента к операции, наличие противопоказаний, необходимость специфического оборудования, отсутствие квалифицированного специалиста и другие.
Как избежать отказа в операции?
Чтобы избежать отказа в операции, необходимо тщательно подготовиться к ней, следуя рекомендациям врача
Также важно обсудить с врачом все противопоказания и риски, связанные с операцией. Если требуется специфическое оборудование или квалифицированный специалист, необходимо убедиться, что они доступны
Какие факторы могут влиять на отказ в операции?
Факторы, которые могут влиять на отказ в операции, включают возраст пациента, наличие хронических заболеваний, осложнения после предыдущих операций, наличие аллергических реакций на лекарства, плохое состояние здоровья в целом
Также важно учитывать психологический фактор — насколько пациент готов к операции и как он относится к процедуре
Можно ли получить отказ в операции из-за отсутствия необходимого оборудования?
Да, отказ в операции может быть связан с отсутствием необходимого оборудования. Если операция требует специфического инструментария или аппаратов, то без их наличия операцию не проведут
Поэтому перед операцией важно убедиться, что необходимое оборудование доступно
Какие последствия может иметь отказ в операции?
Отказ в операции может иметь различные последствия, в зависимости от случая. Возможны осложнения заболевания, ухудшение состояния пациента, увеличение риска для жизни и другие негативные последствия
Поэтому важно серьезно отнестись к решению о проведении операции и рассмотреть все возможные варианты
Какие могут быть основные причины отказа в операции?
Основными причинами отказа в операции могут быть плохая физическая подготовка пациента, наличие сопутствующих заболеваний, риск для жизни пациента, неправильно поставленный диагноз или неправильно выбранный метод лечения.
Я стараюсь услышать пациента и понять его тревоги
– Как вы общаетесь с пациентом, успокаиваете?
– Да, установление контакта с пациентом, на мой взгляд, очень важный момент в нашей работе. Одна из основных задач осмотра анестезиолога – уменьшить уровень тревоги, которая у пациента всегда есть перед операцией. Нужно успокоить пациента, создать у него доверие к врачу.
Технологически это не всегда возможно, если человек, например, оперируется экстренно. Врач-анестезиолог всегда осматривает пациента перед операцией, однако не всегда хватает времени для того, чтобы этот контакт установился. Хотя в этом прямом человеческом контакте есть минусы.
– Какие?
Это приводит к профессиональному выгоранию врачей-анестезиологов. Представьте, вы посмотрели пациента, у вас с ним сложились какие-то человеческие отношения, а потом он у вас на операции умер, или получил тяжелые осложнения. А у нас хирургия высокого риска, бывает и такое. И все же я стараюсь установить прямой контакт.
– А что говорите? С чего начинаете?
– Я стараюсь его услышать и понять его тревоги. Для начала прихожу и говорю: “Здравствуйте! Я ваш анестезиолог”. Реагируют все по-разному, стараешься найти верный тон.
Наши пациенты – очень разные, срез нашего общества, перенесенный в стрессовую ситуацию. От профессоров до водителей. Иногда спрашиваешь: “А что вас беспокоит?”. “Да в принципе, ничего не беспокоит”. “А при физической нагрузке что-нибудь болит?” “Ну да, я колесо от КАМАЗа поднял, у меня сердце прихватило”. Говорю: “Знаете, если бы я такое колесо поднял, наверное, умер бы”. Представляете какая у человека привычная физическая нагрузка?
Вообще нормальная реакция человека на предстоящую операцию – это страх. Если пациент говорит, что он совсем не боится, тут два варианта – либо он врет, либо у него есть некоторые психические отклонения. Или он просто неправильно информирован о рисках…
Вот почему я говорю, что человека надо услышать. Если вы ощущаете его тревогу, вы можете сориентироваться и как-то его успокоить. Я стараюсь передать пациенту уверенность в том, что операция закончится хорошо, что здесь нормальные люди, которые его понимают. Ведь малейшее вранье человек чувствует. Вы должны говорить правду, то, во что сами верите.
– Устанавливаете доверие?
– Мне кажется, это ключевой подход в работе хирургического стационара в целом. Для меня наиболее сложные пациенты – это те, которые глубоко в душу смотрят. “Мне нужно сына поднять, доктор. Я совсем одна… Все будет в порядке?”. Формальный осмотр гораздо проще. Проще не включаться эмоционально.
Иногда у врачей устанавливаются с пациентами какие-то внутренние связи за пределами отношений “врач-больной”. Флюиды, знаете? Искорки близких человеческих взаимоотношений, которые сохраняются надолго. Конечно, у меня тоже так бывает. Один очаровательный человек, мой бывший пациент, живет в Ереване. Когда мы с женой ездили путешествовать в Армению, с удовольствием заглянули к нему в гости.
Бывают люди, с которыми вы не созваниваетесь, но ты их просто помнишь. Одна пациентка… Это ужасная история, даже не хочу вспоминать… Она к нам попала уже после того, как ее много раз оперировали в других стационарах, и вдруг выявили еще и порок сердца. Молодая женщина с очень несчастной судьбой… Потом несколько раз писала мне благодарные письма, говорила, что молится за меня. Жива она сейчас или нет? Больше 15 лет прошло.
Вообще люди не так часто возвращаются, чтобы сказать: “Ребят, спасибо вам большое, что спасли”. Страшные события, а операция именно к таким и относится, человек старается вытеснить из памяти. Но есть и те, кто признателен долгие годы.